Неточные совпадения
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не на кого другого, а на Митьку. Узнали, что Митька напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника
изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный
вор и злодей, от всего отпирался.
— Наоборот, — сказал он. — Варвары Кирилловны — нет? Наоборот, — вздохнул он. — Я вообще удачлив. Я на добродушие
воров ловил, они на это идут. Мечтал даже французские уроки брать, потому что крупный
вор после хорошего дела обязательно в Париж едет. Нет, тут какой-то… каприз судьбы.
Но ведь я так понимаю, что фабричных водили в Кремль ради спокойствия и порядка, что для этого и ночные сторожа мерзнут, и
воров ловят и вообще — все!
— Из чего же они бьются: из потехи, что ли, что вот кого-де ни возьмем, а верно и выйдет? А жизни-то и нет ни в чем: нет понимания ее и сочувствия, нет того, что там у вас называется гуманитетом. Одно самолюбие только. Изображают-то они
воров, падших женщин, точно
ловят их на улице да отводят в тюрьму. В их рассказе слышны не «невидимые слезы», а один только видимый, грубый смех, злость…
Ведь кто украл, тот руки своей не оставил, где же его
поймать, вора-то-с, когда сами зря разбрасывали!
Зачем же их
ловить,
Труды терять? Пускай себе воруют,
Когда-нибудь да попадутся; в силу
Пословицы народной: «Сколько
воруНи воровать, кнута не миновать».
До тех пор сыщиками считались только два пристава — Замайский и Муравьев, имевшие своих помощников из числа
воров, которым мирволили в мелких кражах, а крупные преступления они должны были раскрывать и важных преступников
ловить.
У Костромы было чувство брезгливости к воришкам, слово — «
вор» он произносил особенно сильно и, когда видел, что чужие ребята обирают пьяных, — разгонял их, если же удавалось
поймать мальчика — жестоко бил его. Этот большеглазый, невеселый мальчик воображал себя взрослым, он ходил особенной походкой, вперевалку, точно крючник, старался говорить густым, грубым голосом, весь он был какой-то тугой, надуманный, старый. Вяхирь был уверен, что воровство — грех.
Крестьян и поселенцев и их свободных жен и детей гнетет тюремный режим; тюремное положение, подобно военному, с его исключительными строгостями и неизбежною начальственною опекой, держит их в постоянном напряжении и страхе; тюремная администрация отбирает у них для тюрьмы луга, лучшие места для рыбных
ловель, лучший лес; беглые, тюремные ростовщики и
воры обижают их; тюремный палач, гуляющий по улице, пугает их; надзиратели развращают их жен и дочерей, а главное, тюрьма каждую минуту напоминает им об их прошлом и о том, кто они и где они.
— Какой
вор! Иностранец по политическому делу: этих
ловить нетрудно.
— Это
воров, что ли, вы каких, барин, пойдете
ловить? — любопытствовала она.
—
Воров ловить, видно, невыгодно стало! — зло и громко говорил высокий и кривой рабочий. — Начали честных людей таскать…
Однажды сидит утром исправник дома, чай пьет; по правую руку у него жена, на полу детки валяются; сидит исправник и блаженствует. Помышляет он о чине асессорском,
ловит мысленно таких
воров и мошенников, которых пять предместников его да и сам он
поймать не могли. Жмет ему губернатор руку со слезами на глазах за спасение губернии от такой заразы… А у разбойников рожи-то, рожи!..
За лето я дважды видел панику на пароходе, и оба раза она была вызвана не прямой опасностью, а страхом перед возможностью ее. Третий раз пассажиры
поймали двух
воров, — один из них был одет странником, — били их почти целый час потихоньку от матросов, а когда матросы отняли
воров, публика стала ругать их...
А господь его ведает,
вор ли, разбойник — только здесь и добрым людям нынче прохода нет — а что из того будет? ничего; ни лысого беса не
поймают: будто в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога! Вот хоть отсюда свороти влево, да бором иди по тропинке до часовни, что на Чеканском ручью, а там прямо через болото на Хлопино, а оттуда на Захарьево, а тут уж всякий мальчишка доведет до Луёвых гор. От этих приставов только и толку, что притесняют прохожих да обирают нас, бедных.
«Ишь как живёт… Должно быть, выгодно
воров и убиец
ловить… Сколько ему жалованья платят?»
— Надо полагать; мало ли в грачевских притонах пропадает, и в Неглинку спускали… Опять
воры, ежели полиция
ловила, прятались сюда… А долго ли тут и погибнуть… Чуть обрушился, и готов.
Дарил также царь своей возлюбленной ливийские аметисты, похожие цветом на ранние фиалки, распускающиеся в лесах у подножия Ливийских гор, — аметисты, обладавшие чудесной способностью обуздывать ветер, смягчать злобу, предохранять от опьянения и помогать при
ловле диких зверей; персепольскую бирюзу, которая приносит счастье в любви, прекращает ссору супругов, отводит царский гнев и благоприятствует при укрощении и продаже лошадей; и кошачий глаз — оберегающий имущество, разум и здоровье своего владельца; и бледный, сине-зеленый, как морская вода у берега, вериллий — средство от бельма и проказы, добрый спутник странников; и разноцветный агат — носящий его не боится козней врагов и избегает опасности быть раздавленным во время землетрясения; и нефрит, почечный камень, отстраняющий удары молнии; и яблочно-зеленый, мутно-прозрачный онихий — сторож хозяина от огня и сумасшествия; и яснис, заставляющий дрожать зверей; и черный ласточкин камень, дающий красноречие; и уважаемый беременными женщинами орлиный камень, который орлы кладут в свои гнезда, когда приходит пора вылупляться их птенцам; и заберзат из Офира, сияющий, как маленькие солнца; и желто-золотистый хрисолит — друг торговцев и
воров; и сардоникс, любимый царями и царицами; и малиновый лигирий: его находят, как известно, в желудке рыси, зрение которой так остро, что она видит сквозь стены, — поэтому и носящие лигирий отличаются зоркостью глаз, — кроме того, он останавливает кровотечение из носу и заживляет всякие раны, исключая ран, нанесенных камнем и железом.
— Ладно, праведник! Оно, пожалуй, так и надо мне — надоело уж около рублей копейки
ловить. Стало
ворам тесно — зажили честно!
— Счастье людям! — сказал Козловский, весело ухмыляясь. — У других воруют, вам возвращают. Один
вор увидел, как лошадь сбежала, другой
поймал…
И надо сказать, усердно исполнял он свою обязанность: на дворе у него никогда ни щепок не валялось, ни copy; застрянет ли в грязную пору где-нибудь с бочкой отданная под его начальство разбитая кляча-водовозка, он только двинет плечом — и не только телегу, самое лошадь спихнет с места; дрова ли примется он колоть, топор так и звенит у него, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья; а что насчет чужих, так после того, как он однажды ночью,
поймав двух
воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так стукнул, что хоть в полицию их потом не веди, все в околотке [В околотке — в окружности, в окрестности.] очень стали уважать его; даже днем проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто незнакомые люди, при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто он мог слышать их крики.
Этих все знают, и эти сами себя считают грабителями и
ворами, и этих
ловят и наказывают.
Мужик сказал, что у него украли козу. Второй
вор сказал: «Я видел твою козу: вот сейчас только в этот лес пробежал человек с козою. Его можно
поймать».
Несколько человек из толпы кидаются
ловить «
вора», который сейчас только что был «поджигателем». К счастью, полиция поспешает на выручку.
А доводчикам да недельщикам, что ни ступил, то деньги заплатил:
вора он
поймал — плати ему «узловое», в кандалы его заковал — плати «пожелезное», поспоришь с кем да помиришься — и за то доводчику выкладывай денежки, плати «заворотное».